Необъяснимое «омоложение» Дербента вновь становится темой дискуссии в дагестанском обществе. Сообщают о встрече главы города Хизри Абакаров с группой ученых — академиком РАН Валерием Тишковым, специалистом в области палеолита Кавказа и Ближнего Востока Хизри Амирхановым, сотрудником отдела средневековой археологии Института археологии РАН Владимиром Седовым.
Информируют, что двое известных в мире и России археологов, славистов, академиков и членов-корреспондентов РАН – Леонид Беляев и Владимир Седов посетят Дербент для того, чтобы подробнее изучить расположенное в цитадели Нарынкала крестово-купольное сооружение, а также весь комплекс исторических зданий.
Не так давно администрация Дербента также обращалась с письмом в Академию наук с просьбой организовать научную экспедицию для того, чтобы обсудить на ней различные теории по поводу крестово-купольного сооружения. Также делятся планами о создании ученой комиссии, которая будет привлечена для выяснения реального возраста Дербента и восстановления исторической справедливости по отношению к городу.
Повторное обращение общественности к возрасту Дербента обусловлено некорректным решением этого вопроса несколько лет назад группой политически ангажированных деятелей, которые вопреки всем разумным доводам и аргументам в угоду кому-то или чему-то «протащили» свой «черный приговор» древнему городу. При этом не учли весь ресурс исторических сообщений о нем, данные лингвистики, культурологические выводы, а также археологические аргументы в их полном наборе.
Сверх того, при определении возраста города авторы омолаживания Дербента руководствовались умопомрачительными критериями. Они не нашли ничего лучшего, чем разделить возраст города на период первых археологических находок и период обретения Дербентом статуса города в позднеесасанидскую эпоху, вклинив между ними промежуток пустоты длиной в 3 тысячи лет.
Оправданием такому решению указывали то, что возраст населенного пункта определяется непрерывностью его функционирования, хотя, как известно, возраст населенных объектов, например Москвы, исчисляется или от первого упоминания его в источниках или от первых датированных артефактов. При таком подходе фактический возраст города по первым датированным археологическим находкам, как известно, определяется в 5 тысяч лет, а по первым упоминаниям в письменных источниках в качестве города более чем в 2,5 тысячи.
Я уже включался в это «не свое дело» в прошлом, но, как и ожидалось, не был услышан. Теперь, вот, пользуясь счастливым моментом, решил заявить о своей позиции повторно. Должен сказать, что, как человека, заинтересованного в установлении истины, меня радуют планы администрации Дербента по созданию комиссии ученых, которая будет привлечена для выяснения реального возраста Дербента. Но как лингвист беспокоюсь, что в состав ее опять будут включены только археологи.
Проблема с ними заключается в том, что археология как отрасль знания, не всегда в состоянии давать однозначные ответы на поставленные вопросы, особенно касающиеся хронологии. В ее арсенале нет таких методов, которые наделяли бы ее такой возможностью в отличие, например, от лингвистики или физики. Выводы последних всегда диктуются закономерностями, на которые они базируются, когда как, в археологии преобладают субъективные начала, благодаря чему на один и тот же вопрос у нее будет столько ответов, сколько будут и самих археологов, хотя в целом возможностям ее нужно отдавать должное в полной мере.
Приведу пример. Как-то во время развернувшейся дискуссии по поводу оборонительной системы персов в Дагестане поднимался вопрос, как далеко в горы могла она продвигаться? Мое мнение заключалось в том, что помимо Табасарана она охватывала Агул и другие горные районы. В противном случае было бы непонятно, зачем персидской администрации после завершения строительства Дербентских сооружений надо было, прилагая немалые усилия, выстраивать за стеной по всей северной зоне региона еще и цепь подвластных ей политических образований? Какой в этом был смысл?
По мнению оппонента (а он считает себя археологом) оборонная система завершалась примерено на сороковом километре возле какого-то селения в Табасаране, а дальше никаких следов ее не обнаруживается. Однако это утверждение опровергается данными сочинения «Жизнь картлийских царей» и других источников, в которых приводится мысль о том, что персидская оборонительная линия, от моря до моря охватывала весь кавказский перешеек. Только выстроена она была не в виде сплошной оборонительной линии, как Дагбары, а существовала в форме различных сооружений, гарнизонов и подвластных ей политических образований, включая сюда и дагестанские, которым было поручена охрана границ империи.
Согласно точке зрения нашего оппонента оборонительная система персов завершалась где-то в Табасаране, поскольку дальше следов ее не обнаруживается. А если судить по факту, она занимала весь Кавказ и даже находила свое продолжение на восточном берегу Каспийского моря в виде 160 километровой Горганской стены. И было бы непростительной ошибкой, изучая историю, сбрасывать со счетов такие моменты только потому, что кто-то мыслит узко или не находит подъемный материал, где планировал его найти. Таким образом, получается, что не все в истории можно измерить археологией.
Не буду особо останавливаться на парадоксах, существующих между лингвистикой и этой дисциплиной. Как говорит академик Вячеслав Иванов «археология сейчас развита слабо и целиком не вписывается в стройную систему лингвистических и генетических выводов, поэтому сопоставление результатов лингвистики и археологии – дело будущего». Академик, конечно, шутит. Археология обладает колоссальным потенциалом по изучению прошлого. Но, тем не менее, надо помнить, что односторонность взглядов и представлений всегда является обратной стороной вопиющей безграмотности.
Пользуясь случаем, следует сказать, что языкознание обладает и своей собственной археологией. Такой раздел науки, называется лингвистической палеонтологией или лингвистической археологией, а также методом слов и вещей. Суть ее заключается в реконструкции материальной и духовной культуры через реконструкции языка. Это уровень знаний, требующий от специалистов наличие глубокого интеллекта и более высокой профессиональной подготовки, чем умение манипулировать затасканными аргументами. Один из базовых постулатов этого направления сформулированный известным лингвистом Лайл Кэмпбелл в своём учебнике по сравнительно-историческому языкознанию, гласит, что, если в реконструированном праязыке было некое слово, значит, его носители были знакомы с тем, что оно обозначает.
Европейские исследователи через реконструкцию и историко-типологический анализ праязыка и протокультуры, при явном отставании здесь археологии, давно большими силами и довольно успешно ведут свои изыскания по решению задач истории десятков индоевропейских народов и их культурно-исторических взаимоотношений в древности с другими племенами и народами сопредельных ареалов на континенте Евразии. Участвуют в этом глобальном научном процессе и известные российские ученые Гамкрелидзе Т.В., Иванов Вяч.Вс., С. А. Бурлак и С. А. Старостин и др.
Поэтому, когда под рукой имеется такой положительный опыт грех и нам не воспользоваться им вместо того чтобы «изобретать свой собственный самокат». Дагестанские языки, в частности языки лезгинской группы, представляют обширный материал, который может оказать исследователям существенную помощь в вопросе определения возраста Дербента. Продемонстрируем это на примерах агульского языка:
Агь «проклятие» (завуъ т1уб ик1уна агь акьас – букв. «проклинать воздев к небу палец»). См. комментарий к слову ц1ар; Беъш «впереди» (удин.) - курд. пеш указатель направления движения вперед; Кут «побои) – курд. кутан «бить»; К1илди «целиком, всецело полностью» от слова к1ил «голова» - курд. сарпеда «целиком, всецело, полностью»- композит от сар- «голова» и пе-да «нога», т.е. имеется в виду «от головы до ног».
Агульское слово является лексической калькой курдской лексемы. Обращает внимание на общность здесь и наречного преобразователя –ди / -да в обеих языках; Кьавал (кьабал) «музыкант на свадьбах» - курд. къавал «исполнитель религиозных гимнов; проповедник; служитель культа у курдов-езидов; рассказчик-импровизатор»; Кьац1 «совсем, совершенно» при отрицательных глаголах – курд. къат «совсем, совершенно; при глаголе в отрицательной форме: совсем не…, совершенно не…., (например, къат не вицане - совсем не так); Кьац1 «укус» при кьац1 ик1ас «укусить» - курд. гез кирин «кусать», где гез – эта основа наст. времени глагола «гестин»; Къир «крик, вопль», например в врожении «къир г1ихьас» - курд. къир «крик, вопль, рев»; Къуж (в композите кьяг1 –къуж) «шум-гам» - курд. къуж основа настоящего времени глагола «къужин «кричать, орать; крикнуть, окликать; крик, оклик, клич»; Ле обращение к матери (йа ле бувай – о, мама) – курд. ле (ле-ле) обращение к женщине; Лей (лейш) «обращение к человеку (рич. говор.)» - курд. ло (ло-ло) обращение к мужчине. См. в этом плане также аварское обращение к мужчине «ле»; Мез иц1ас «лизать», где мез «язык» - курд. миж кирин «сосать», где меж – эта основа наст. времени глагола метин «сосать». См. в данном контексте название языка в дагестанских языков; Пас «сказать, говорить» - курд. пирс кирин «спрашивать», где пирс – это основа наст. времени глагола «пирсин»; Ц1ар «крик» - курд. зар «крик», например, в композите агьузар «стенание, причитания» из агь -у- зар, где зар «крик», а агь «молитва, обращение к богу»; Цинк1алик1 «название игры, классики» - курд. чинг «лапа»; чынг дан хве «прыгать, скакать»; чындык «прыжок». См. в этом плане еще агул. цинк1 атас «хромать, ходить хромая на одну ногу»; Чарккв «детеныш животного» – курд. чирк «детеныш» и т.д..
На общем фоне многочисленных иранизмов лезгинских языков особенностью подобной лексики является то, что источником их заимствования является курдский язык, с носителями которого, судя по всему, у дагестанских народов в обозримом прошлом не прослеживается какие-либо контакты. Нюанс заключается и в том, что многие из таких слов, будучи в прошлом религиозными терминами (агь «проклятие» - зороастр. «молитва»; кьавал (кьабал) «музыкант на свадьбах» - зороастр. кавал «исполнитель религиозных гимнов; проповедник; служитель культа, а у курдов-езидов «рассказчик-импровизатор»; ц1ар «крик» - курд. зар «крик», например, в композите агьузар «стенание, причитания» из агь -у- зар, где зар «крик», а агь «молитва, обращение к богу»; кашу «тонкий ремень; подпруга - зороастр. кошти / кушти «тонкий пояс, как символ последователя веры, носимый поверх ритуальной рубашки на поясе; руч1 «блеск»» - зороастр. раоча «сияние» (Анагра раоча - бесконечное сияние - одно из состояний рая, где пребывает Сам Бог Ахура Мазда и т.д.) характеризуют период становления начальных этапов зороастризма.
Этот момент, несомненно, представляет большой интерес и ставит исследователей перед необходимостью найти ответ на вопрос, каким образом эта лексика появилась в дагестанских языках? А поскольку, как уже отмечалось выше, каких-либо сведений о контактах курдско-дагестанских языков в обозримом прошлом в источниках не зафиксировано, то остается предположить, что они могли иметь место в более отдаленные времена. В частности, отнести эти предполагаемые контакты двух этносов к периоду, когда, согласно древнегреческому историку Харесу Митиленскому, легендарный царь Исфандияр, современник Заратуштры, владел западным побережьем Каспия, жил тут некоторое время и «окончательно устроил город (Дербент)», о чем говорит и архаичный характер приведенной лексики. Следует также обратить внимание на то, что сообщение повествует не о строительстве нового города Исфандияром, а о «окончательном устройстве» его, что предполагает существование этого города и до деятельности царя Исфандияра.
Таким образом, пытаясь определить хронологические рамки курдо-дагестанских языковых контактов, мы фактически подводим под древнеиранску мифологию, имеющее отношение к Дагестану, вполне верифицируемую материальную базу и тем самым содержательную часть ее переводим в контекст реальной истории. Это тем более представляет интерес, если учесть, что курды как раз и есть тот народ, который позиционируют себя как наследники Мидии – первого ираноязычного государства, представителем которого и является царь Исфандияр. А если это так, то и все разговоры о 2-х тысячелетней истории Дербента теряют всякий смысл. Зато новое значение приобретает комментарий М.Алиханова-Аварского к «Дербент-наме», где говориться, «что некоторые из его (Исфандияра) деяний, - между которыми могло быть и сооружение (ранней) Прикаспийской стены, - историки ошибочно приписывают более близкому их времени Александру, смешивая его восточное имя Искандер с Исфандияром».
Античные авторы были хорошо осведомлены о Каспийском – Дербендском проходе, который был известен им как Каспийские или Албанские ворота. Ценная информация об этой исторической местности встречается в произведениях Гекатея Милетского, Геродота, Страбона, Гая Плиния Секунда, Иосифа Флавия, Корнелия Тацита, Арриана, Клавдия Птолемея, Аммиана Марцеллина и других авторов. Но если здесь, как утверждают наши «домашние научные титаны», до 1 в. н. э. не было никакого поселения, то, как эти авторы, жившие за столетия до указанной реперной даты, могли писать что-либо о не существующем поселении, они что были фантастами? Это, конечно, нонсенс.
Безусловно, желая протащить свое «несоломоново» решение, они «не хило перегнули палку». Версия об очень древнем возникновении этого города прочно вошла в историческую традицию, хотя считается, что в этом плане основные мотивы ее носят легендарный характер. Различают версии основания города, наиболее правдоподобная из которых связана с именем эпических древнеиранских царей. Согласно этой версии, охватывающий более древние легендарные пласты, город был основан Лехраспом (Лухраспом) – царем второй легендарной династии правителей Ирана – Кеянидской или Афридоном (в «Шахнаме-наме» - Фаридун) из легендарной династии древнеиранских царей Пешдадидов, первой династии царей Ирана.
Но, как мы установили выше, период «окончательного устройства города» можно отнести к 7-6 вв. до н.э., поскольку Исфандияр был современником Заратустры, который, как известно, жил, между VII и первой половиной VI века до нашей эры. Такой подход, примерно на тысячу лет увеличивает возраст Дербента, причем не как простой стоянке или заурядного поселения, а именно как городу по сравнению с тем, что определили ему в одночасье наши «домашние» вундеркинды.
Курдо-дагестанские лексические схождения не единственное, что обращает на себя внимание в рассматриваемом контексте. Интерес представляет и некоторые ментальные образы дагестанцев, которые берут свое начало в иранском архаичном религиозно-культурном континууме. Для удобства восприятия представим это в упрощенном виде. Так, одним из таких образом в Южном Дагестане является образ пятнадцатилетней юноши (или девушки), который по красоте сравнивается с пятнадцатидневным месяцем. Чтобы понять смысл этого образа и найти его истоки, необходимо обратиться к архаическим пластам иранской мифологии, где в «Хом-яште» (Ясна 1: 4-5) находим известие о третьем или четвертом царе из династии Прадата (Пишдадидов), чей отец Вивахвант, «первым выжал сок хоомы (наркотического растения) и в награду породил сына, в царствование которого не было ни мороза, ни зноя, ни старости, ни смерти для людей и скота, и все люди имели облик пятнадцатилетних юношей и девушек».
Такую же хронологическую глубину имеет и образ лисы, встреча с которой по представлениям некоторых народов Дагестана сулит человеку благополучие и удачу. Истоки этого образа также находим в культурном наследии иранских народов, где почитали собаку, а через него и лису, поскольку лиса также относилась к отряду собачьих. Есть сообщения о том, что на утро зороастрийского нового года лису вместе с другими зороастрийскими атрибутами, слуги как символа предстоящих удач, приводили в опочивальню царей.
Ряд таких примеров древнеиранских и дагестанских параллелизмов в ментальной области, как и лексики, можно расширить и представить в развернутом виде. Но и приведенный материал позволяет со всей определенностью констатировать древние контакты двух этносов, которые могли иметь место в период, называемый в литературе мифологическим или архаическим периодом истории. Устанавливая истину, в том числе связанную с возрастом Дербента, при всем желании мы не сможем и не должны вычеркнуть такие свидетельства из исторического дискурса. Такие вещи не падают с неба, не возникают сами по себе, а проходя через тысячелетия, дают нам возможность вновь соприкоснуться к ушедшим эпохам. Вспомним приведенный выше базовый постулат лингвистической палеонтологии, который гласит, что, если в реконструируемом языке было некое слово, значит, его носители были знакомы с тем, что оно обозначала. Следование этому постулату дает нам шанс принять ту реальность, согласно котором поселение, называемое в иранской мифологии «городом облагороженным Афридоном», а ныне известный как Дербент, вопреки сомнительным вердиктам ангажированных «знатоков» уже существовало задолго до новой эры.
Гаджи Алхасов
