Гражданская община в Дагестане

Такая социальная организация существует не только в Дагестане. По основным составляющим она имеет прямые аналогии в античной гражданской общине и в нескольких модификациях известна по всему региону Средиземного моря.

Хорошо известно, что гражданская община была высшей формой экономического, правового и политического развития (саморазвития) местных сообществ. Таковая складывалась вне государственных образований или на их развалинах, так как сама по себе гражданская община являлась микрогосударственным образованием.

Основой крестьянских общин были совместное поселение, крестьянский труд, коллективная форма землепользования, отсутствие или крайнее ограничение суверенитета в самоуправлении, отсутствие военной организации, социальная, правовая зависимость от высших страт или «высокой общины». Крестьянская община, как уже говорилось, была характерна для развитых государственных образований восточного типа. Она в разных культурах синхронно и в исторической перспективе стадиально имела различные оттенки и формы, но, по сути, оставалась производственным и подвластным высшим стратам объединением.

Второй, менее распространенный, тип общин (его можно назвать «греко-римским») сформировался там, где цивилизация сложилась на базе политических образований в форме гражданских общин, то есть полисов.

 Гражданская община (polis) основана на полноте прав самоуправления, организации выборной публичной власти и общинного (публичного) права. Экономическая основа общины – это непременное право граждан на частное землевладение, включая права и на иные формы имущества. Гражданская община также имеет классы, сословия (не обязательное условие), но, в отличие от крестьянской, она в правовом, политическом и хозяйственном отношениях самодостаточна, что называют автаркией античного полиса. Право имеет ветви: публичное (общинное) право, направленное на обеспечение общинных (общих) интересов, и частное право, направленное на обеспечение интересов каждого гражданина. Здесь место государства (с его пирамидальной вертикалью власти) занимает гражданская община (полис), устроенная по схеме прямоугольной конфигурации; публичная власть: переизбираемые правитель, исполнительная власть, сенат, суд, стратег; постоянная константа – военная организация, публика. Важнейшим атрибутом гражданской общины является полный суверенитет на окрестную демаркированную (обозначенную) территорию и на самоуправление. Гражданская община становится обладателем территорий в той мере, в которой она ограничена договорными актами и признанием со стороны обладателей соседних территорий. Члены гражданской общины, будучи совладельцами общей территории (аger publicus), в то же время являются частными собственниками своих домостроений, пахотных участков и других объектов на общей территории. Распоряжение частной собственностью в гражданских общинах, как правило, ограничено специальными постановлениями, если это ограничение не вступало в противоречие с общественными интересами.

Горнодагестанские общины в полной мере обладали всеми этими базовыми составляющими. К ним относятся еще: независимость от соседних политических образований или наследственного единовластия; верховенство закона (все члены находятся в границах закона и никто над ним); наличие у общин, а также их союзов территориальных владений; партикулярное правовое обеспечение; военная организация; избираемая публичная власть (правители, исполнительные органы и суд). Перечисленные составляющие органически предполагали права и в то же время обязанности участия каждого члена общины в экономической, политической и правовой сферах на равных и основополагающих условиях. В экономической жизни член общины, как собственник своих частных земель, участник коопераций и совладетель общественных земель (территорий), обязан был соблюдать все владельческие законы и установления общины по режиму эксплуатации сельхозокруги. Важнейшие политические функции исполняли сами члены общины, без специализированного аппарата управленцев. Малейшая попытка захвата власти и самоуправства пресекалась. Установление и отмена законов и иных нравственных норм также были обязанностью и правом одновременно каждого члена общины, что осуществлялось через институты самоуправления.

Ополчение граждан было формой военной организации и участие в ней – обязательным условием и одновременно правом члена общины. В тех периферийных общинах (высокогорная часть и удаленные малонаселенные аулы на плоскости), где земельная собственность не была дифференцирована, общинники не были заинтересованы в участии в политической жизни, общество управлялось родовой аристократией. Община же сохраняла анахроничные, застойные структуры и ценности. Такой формат социально-политической организации как гражданская община порождает такие свойства как солидарность и лояльность и, в первую очередь, лояльность собственной общине. Каждый член общины идентифицирует себя с ней как ее часть. Общины стремятся к сепарации и заключают между собой договоры по интересам.

Равенство перед законом, обычаями, в человеческом достоинстве, правах и обязанностях или стремление к равенству (необязательно имущественное равенство) как механизм развития и внутреннего совершенства общинных систем. Подобие таких характеристик не обязательно свойственно только одним гражданским общинам. Они в усеченном виде могут иметь место и при других системах управления (не обязательно), но настоящие гражданские политики без них невозможны. Иначе это та основа, без которой немыслима «настоящая демократия» [ ]. В экономике старинным гражданским общинам характерны стремление к самодостаточности и предпочтение земледельческого труда. В общинах восточных цивилизаций земледелие и земледельческий труд – основное, иногда единственное, занятие членов крестьянских общин. Высшие страты, землевладельцы, или классы, составляющие государство, не считали земледелие достойным занятием. В гражданских общинах Средиземноморья и Кавказа земледельческий труд считался наиболее достойным перед другими видами деятельности.

Гражданская община (джамаат) в Дагестане, как было сказано, вследствие включения в государство (имамат Шамиля, Российская империя, СССР) девальвировалась в крестьянскую и затем трансформировалась в колхозно-крестьянскую общину новейшего переиздания.

Публичное (общинное) право в форме адатов. В литературу адаты вошли под расхожим для всех «негосударственных» систем права понятием – «обычное право». На самом же деле по форме и сути адаты в своей записанной и собранной в кодексы обществ части являлись не «обычным», а публичным или общинным правом. Я говорю «в своей записанной части», поскольку адат как таковой простирается на все нормативы – от простейших этико-нравственных предписаний (например: «уступи место (дорогу) старшему») до правового регулирования уголовных преступлений и гражданских дел. Арабский термин «адат», означающий «обычай», «привычка», получил расширенное содержание и широко распространился в странах мусульман­ского мира как обозначение немусульманского (аджамского) права вообще. В дагестанских языках это слово также стало обозначением любого нешариатского закона, то есть в Дагестане понятие «адат» одинаково относилось к принятым законам или соблюдаемым обычаям. В аварском языке сохранилось также древнее обозначение закона – «балъ».

Таким образом, понятие «адат» в изучаемое время объединяло три категории из юридического быта, разли­чаемые современной теорией: 1) общинное или публичное право; обычное право; нормативы морально-этического или «бы­тового» характера. Первая часть, то есть публичное право, выведена в форме статей, которые уложены в кодексах, утверждавшихся (принимались) на народных собраниях или представительными органами.

Вторая часть – письменно закрепленные соглашения. Например, преамбула Гидатлинского кодекса гласит: «Во имя торжества справедливости старейшины Гидатлинского общества согласились на следующее: «Здесь приводятся обеты и соглашения, состоявшиеся между жителями всех селений Андалальского общества. Или: «Жители солений Асуб и Исиниб согласились на отмщение убийце. Если один убьет другого и его наследник прощает убийцу за выкуп, то с него взыскивать тридцать коров».

Составители кодексов «вольных обществ» и собственно джамаатов выделили для записи самое важное, на их взгляд, отсеяв в большей мере то, что тут названо нормативами «этнографиче­ского бытового» характера. Своды судебников не содержат ни одного пункта, связанного с тре­бованиями нравственных максим («честность» или «бесчестность» преступления), фольклора (мифы, нормы рассказа, пословицы и др.), являющимися непременными атрибутами обычного права. Практически все пункты имеют актовый, декларативный характер и соответствующие композиции. Ответственность целиком и полностью индивидуализи­рована. Кодифицированная часть адатов сохраняет почти повсеместный атри­бут публичного права: родственники выступают в защиту по­терпевшего только как соприсягатели (однако иногда встречаются пункты, запрещающие именно родичам выступать в числе соприсягателей). Но родственникам не вменялось в обязанность вне­сение дията. Право дистанцируется от указаний на источники средств для выплат. Что же касается нарушения простого обычая, то несоблюдение его не имело композиций, ответственность – соответствие или несоответствие морали. Формирование права было публичным. Важнейший источник права – законодательная инициатива, примером которой часто служил прецедент (казуальное право). Не­сколько примеров: «Цекобцы согласились взыскивать стоимость скота, убитого во время драки из-за общинных земель. Впервые такое взыскание было проведено с Хелекилава Абдулагьа»; «с владельца отелившейся вакуфной коровы взыскать масло в тот день, когда старейшины будут раздавать садака. Адат этот впервые начат с Амиралава»; «цекобцы решили приводить к присяге не только вора, но и его соприсягателей, заступившихся за него в сельском суде. Эти при­сяги впервые были приведены в исполнение тухумом Раджабилал». Тем не менее казуальность занимала не столь важное место в законодательной инициативе и больше касалась предмет­ной стороны композиций, нежели основы статей.

Адат требовал точных доказательств во многих тяжелых уго­ловных и нравственных преступлениях, хотя присяга, если пре­ступление не очевидно, оставалась доминирующим следственным аргументом. За исключением привлечения к присяге, адат (судя по дошедшим до нас многочисленным кодексам и постановле­ниям) не был конфессионален и даже не имел такой окрашен­ности.

Территории

Каждая община, имевшая статус джамаата, имела свою территорию на правах ее собственности. Право суверенного или безусловного владения территорией было одним из важнейших признаков гражданской общины. Поэтому признаку весь горный Дагестан был разделен на мельчайшую сеть территориальных владений.

В коллективном сознании право собственности на территорию было совершенно идентично праву частной собственности отдельных членов общества на землю; оба вида собственности складывались из источников, схожих по составу во всех звеньях между собой. К примеру, который указывает на полноту прав собственности на территорию, сохранился. Можно указать на акт дарения Гидатлинским союзом части своей территории ратлубцам, принадлежавшим в этническом и политическом отношениях ахвахскому обществу.

Способы обозначения границ

Граница территории обозначалась специальными опознавательными знаками, и только изредка строились невысокие каменные столбы или устанавливались стелы. Наиболее раннее письменное обозначение границы, призванное играть роль юридического документа, содержится в надписи, помещенной перед входом в бывшую соборную мечеть с. Курах. Надпись, составленная в XIV в., обозначает точные границы Курахского общества. Граница в этом документе обозначена достаточно точно, с указанием названий урочищ, речек и других известных мест. На стеле вырезаны изображения-обереги, назначение которых – магия охраны территории Курахского общества. Установление границ было дву- или многосторонним актом с участием сторон и свидетелей.

Имеются и другие свидетельства письменной традиции обозначения границ, игравшие роль юридических документов, закрепляющих территориальные владения. Устная традиция обозначения границ была более распространенной, в большинстве случаев границы между владениями сельских обществ, обозначенные с чрезвычайной тщательностью с помощью объектов и микротопонимики, не фиксировались в письменных документах, а хранились в преданиях старших поколений – в коллективной памяти.

Охрана жизни, имущества и чести лиц, вступивших на чужую территорию, не только была возведена в ранг обязательного правового установления, в этом случае даже несколько усиленного, но и служила незыблемым моральным принципом, и эта сторона была наиболее надежным щитом, чем декларируемая в кодексах уголовная ответственность.

Частная собственность на землю

В Дагестане в соответствии с формами хозяйства и идеологии сложились три формы собственности на землю: частная, общественная и вакуфная.

Аграрные отношения хотя и были сложными (многоуклад­ными) из-за разнообразия природно-географических условий, осо­бенностей социально-экономической истории, но с точки зрения права собственности предельно ясными. Пахотная земля по неоспоримому праву частной собственности принадле­жала, как уже говорилось, узденству, а в XIX веке – и бывшему рабскому и крепостному сословиям после их уравнения в правах с узденством. В частной соб­ственности находились также сенокосы, частично летние и зим­ние пастбища (пригревы), но в большей своей части пастбища, сенокосы и пустоши принадлежали общинам; значительная доля земель, особенно горных пастбищ. Часть пахотных земель являлась вакуфным имуществом.

В Гор­ном Дагестане источниками частной собственности на землю были прежде всего наследование, выдел сыновьям при браке или дочерям в виде приданого, купля-продажа, дарение, долговое возмещение и иные формы благоприобретения. Еще известный дагестанский правовед Мухаммад ибн Муса Кудуки в конце XVII в. оставил фатву (толкова­ние шариатских канонов) о праве земельных владений в Гор­ном Дагестане. Он писал: «Задан вопрос в Машидул Хариме (мечеть в Мекке. – авт.) Ахмаду ал-Бушбуш из Египта о наших землях, находящихся во владении отдельных людей с правом получения доходов или с правом косить. Так мы нашли эти земли в известное нам время. Что эти земли захвачены с харима (общественные земли. – авт.) людьми, у нас нет доказательств, и мы не знаем, как человек положил руку на землю. Известно лишь, что эту землю он получил в наследство от отцов или покупкой». Ибн Муса Кудуки свидетельст­вует, что ему неведомы иные источники того, как земля оказа­лась во владении людей, кроме как через наследование и по­купку.

Если случалась заимка свободных земель, какого бы харак­тера и размера она ни была, это не давало достаточного основа­ния, чтобы вступить во владельческие права.

Земли вакфа составляли благотворительный фонд и отдавались на пользование бедным и нуждающимся в помощи членам общины, что поддерживало демографический баланс и минимум средств жизнеобеспечения беднейшей части членов общин. На практике земли вакфа становились как бы общинными, которые перераспределялись между бедными. В некоторых селениях на общих землях (пастбищах) содер­жались общинные овечьи стада, сформированные из вакуфного имущества. Эти стада («джамааталъул гIи») содержались со стадами богатых скотовладельцев или специально нанятыми ча­банами за плату из общинной казны. Во многих обществах устанавливались арендные сроки вакуфных земель (обычно 7 лет). Мечеть не являлась и не могла быть собственницей не только вакуфных или иных земель, как об этом обычно пишут. Мечеть обладала (по воле завещателей вакфа) только распорядительным обязательством.

 Общественные земли

Территории делились на общественные, частные и вакуфные земли. Как частная, так и общинная собствен­ность на землю составляли в Дагестане две основные и нерастор­жимые формы, альтернативные по существу формы дополняли друг друга и одновременно служили источниками для частич­ных взаимопревращений.

Общинные земли являлись частью территории джамаата и как таковые – достоянием всего сельского общества. Община отдельно или несколько общин совместно владели вы­гонами, пастбищными землями и частично сенокосами. Эти земли находились под специальной защитой, и все операции, связанные с ними, производились с согласия народного собрания.

Джамаат

Арабский термин «джамаат» заменил собой местные названия селений-общин (обществ) – «ши» (дарг.), «росо» (аварс.), «хьур» (лезг.) Джамаат занимал, как правило, одно селение, включая хутора и отселки. Такие плотно заселенные джамааты по размеру и устройству были похожи на средневековые города (людность, крепостная стена, входные ворота, деление на кварталы и т. д.). Иногда (особенно в высокогорной части) джамаат занимал от нескольких до десяти мелких поселений. Например, джамаат Куяда состоял (и состоит) из 60 хуторов или джамаат Анцросо («десять селений») состоял (и состоит) из 10 поселений, что и отразилось в их названиях. Так арабское слово «джамаат» («группа», «толпа») в дагестанских языках и обрело много значений, отличных от тех, что предлагает арабский словарь. «Джамаат» в дагестанских языках означает: «совет старейшин», «сельское общество» (в социальном, а не поселенческом смысле); «собрание в мечети»; «делегация уполномоченных» в маслаате или в прошениях; «делегация полномочных» для совершения внешних акций (мир, соглашение, переговоры); «делегация уполномоченных» как посредники для примирения кровников или предотвращения возможного конфликта; для решения конфликтов на почве имущественных семейно-брачных отношений, непременно это группа людей, вернее, группа почетных людей, облаченных правами и полномочиями.

В российской историко-литературной традиции для обозначения дагестанского джамаата в самом начале было применено понятие «общество», ставшее впоследствии административным его обозначением. «Общество» в узком смысле определяется как «исторически конкретный тип социальной системы, как высшая ступень развития живых систем, социальных организаций, институтов и групп». Под понятием «общество» в русском языке подразумевается правоспособность этой организации или сообщества, а в социальном смысле – элитарность, аппозитивная к низшим классам, например, «дворянское общество», «буржуазное общество», «светское общество». Крупные общины, которые мы называем урбанизированными, по своей структуре и, как выясняется, по топографии их поселений сближаются с городским (средневековым) членением. Они имели сеть соподчиненных общине кварталов с ограниченной автономией внутриквартального самоуправления, с правом на представительства в общинном управлении, со своими хозяйственными объектами (ток, печь, мельница, иногда водоем), культовыми сооружениями (мечети, молитвенные дома), годеканом – местом заседания старейшин. Небольшие села имели свои концы – стороны, которые назывались верхней, нижней сторонами или по имени владельца каких-либо домов на тех или иных концах.

Джамаат имел не только пространственное деление на кварталы и т. д, но важнейшей его структурой была социальная единица – тухум. Деление на родственно-социальные партии в самоуправляемом гражданском джамаате наряду с квартальным делением аула является важнейшей социоструктурной чертой гражданской общины. «Невозможно окажется создание полиса – писал Аристотель, – без разделения и обособления входящих в его состав элементов – либо при помощи сиситий, либо при помощи фратрий и фил». Дагестанский джамаат также обособлял структурные элементы как тухумы и кварталы для управления: из каждого тухума выдвигались старейшины и кандидаты на правителя бегавула. Тухум имел также исполнительно-принудительную функцию относительно решений джамаата и нес круговую ответственность в уголовном или в гражданском иске.

 Самоуправление

Верховным законодательным органом было Народное собрание, которое созывалось ежегодно (в дни проведения праздника первой борозды) для решения важнейших дел и обсуждения вопросов, накопившихся за год. На ежегодных собраниях выбирали правителей и судей. Внеочередные собрания созывались только в чрезвычайных ситуациях. На собрание джамаата допускались все полноправные члены общины, каковыми считались только мужчины. Пришельцы, гости, зависимые и др. могли только присутствовать на нем, «старейшины Гидатлинского общества согласились ради торжества справедливости принять следующее…». Между тем Народные собрания созывались спорадически, когда возникала необходимость. Мы имеем свидетельство Келебского свода на эту тему: «Если сельские исполнители не соберут старейшин или целое селение, то с них взыскивается одна овца». Тем не менее собрания отличались дисциплиной, ведущий всегда мог остановить дебаты и руководить ходом обсуждения. Дисциплина на собраниях была отмечена еще Н. Вороновым, который неоднократно наблюдал их работу, и заключил, что «эта дисциплина есть плод стародавности дагестанского склада жизни».

Совет старейшин. Совет старейшин представлял Народное собрание. От имени Народного собрания выступали постоянные органы, среди которых особое место занимал Совет старейшин, т. е. определенный круг представителей мужчин со всех тухумов и их подразделений. Они носили звание джамаатчи, а сам орган – название джамаат, т. е. так же называли, как все сельское общество, которое они представляли. Никто из джамаатчи не мог быть моложе 40–50 лет. Этот представительный совет или нечто вроде сената на один год назначал группу правителей чухIби и судей диван – два независимых друг от друга органа: самостоятельно выдвигался предводитель, ведающий военными делами. Совет же назначал и казначея. Это были основные «ведомства» общинного самоуправления. Совет старейшин имел практически все верховные полномочия и заменял собой Народное собрание, которое созывалось для решения особо важных дел.

Суд

Второй ветвью верховной власти был суд. Суд формировали из состава правителей и джамаата, которые составляли диван, орган суда. Например, в обществах, входящих в политическое образование, с большей централизацией власти, например, Джаро-Белоканский и Салатавский союзы обществ, сельских судей назначали старейшины всего политического образования. Старейшины всего союза назначали сельских судей на один год, они подвергали намеченных на должность сельских судей присяге. Сохранился замечательный текст присяги, записанный в кодексе адатов. Там говорится, что суды обязательно будут взыскивать штрафы с тех людей, которые провинились, и что не будут подвергать штрафу невиновных, не отступят от написанного на этой бумаге закона. Если кто из сельских судей не захочет дать присяги, то его из списка следует вычеркнуть и взыскать с него одну овцу, а на его место назначить другого. Если остальные члены сельского суда допустят в свою среду человека, не давшего присягу, то с них надлежит взыскать одну овцу (Памятники. С. 267). Приведение судей, как и правителей, к присяге – примечательный порядок, свидетельство об исключительном значении, которое придавалось судопроизводству. Каждый джамаат, каждый союз джамаатов или союз союзов имел своего кадия, которого выбирали на Народном собрании. Их выбирали как судей по шариату.

Исполнительная власть

Следующий постоянно действующий исполнительный орган – это правитель, который избирается народными собраниями или назначается Советом старейшин. Управление общиной осуществлялось выборными на год правителями, называемыми в Аварии чIухIби, у даргинцев – холоте или карты, у кумыков – бегавул, в Дербенте – раисы, у народов Южного Дагестана – кевха, у андийцев – гьилатаб, хан, у богулал – адилал и т. д., обозначений много. В джамаатах Салатавского союза, согласно источнику, выбранный старейшина остается в этой же должности, пока пожелает сам или общество само заменит его другим. Численный состав чIухIби определялся, однако, не единственно кварталами, сюда могли войти и по одному представителю от тухума. Например, в Кубачинской общине количество старшин определялось 12 местами, по другому источнику – семью, а в Джарском – 30 человек. В Башлинском джамаате – 6, в Уркарахе – 12 и т. д. В акушинских селах по 4 места, и в ауле одно место на кадия, независимо от квартала или величины аула.  

Мангуш. Весьма интересной фигурой в политической культуре народов Дагестана являлся мангуш – глашатай, вестник. Мангуш объявлял решения правителей и Совета старейшин народу, предупреждал наступление сроков сельхозработ и обязанностей членов общины в этой связи, созывал народные собрания и старейшин и т. д. Мангуш также свободно распоряжался исполнителями. Мангушу люди в первую очередь высказывали свое отношение к тому или иному решению, он больше всего был информирован об общественном мнении, которое высказывал правителям и старейшинам. Эта посредническая роль и большая связь с народом делали мангуша заметной фигурой в Дагестанском обществе. Из скудных сведений о мангуше: посредническая роль мангуша между народом и властью видна в описании Акушинского союза вольных обществ. «Мангуш, – говорится здесь, – выбирался так же, как кадий или карты».

Исполнители, именовавшиеся как «гIел, тулгуки, чильми, барлусес, доргъахъол, чоуш и др. (в разных языках по-разному, но все названия тюркского происхождения), были важнейшей частью органов управления, то есть силой принуждения. Русские источники называют их как полицаи, есаулы, инспектора, исполнители, рассыльные и т. д. Исполнители являлись полицейскими, силой принуждения, они в большинстве обществах были не избираемы, а назначаемы Советом старейшин или Народным собранием. Вся, так сказать, черная работа осуществлялась исполнителями. На роль исполнителей приглашали чужаков или из своих низших сословий. Представители «хороших » фамилий или даже обедневшие уздены не шли на эту работу, предпочитая порою быть избитыми во время взимания с них штрафа исполнителями, чем исполнять эту обязанность. Исполнители же были ограждены законом и могли применять силу, но в известных пределах. Количество исполнителей в различных джамаатах и обществах было различно и соответствовало народонаселению и традиции. В распоряжении Джаро-Белоканских старшин было 60 конных есаулов. В Ахтах зато только два чоуша, по одному для каждой стороны, а также для управления всеми 11 селами, «так как во всех селениях 1-го участка Самурской провинции не было ни аксакалов, ни чоушей, чоуши ахтынские в случае надобности посылались в селения того участка, которым во всех отношениях управляли ахтынские аксакалы», – говорится в источниках. В Башлы было 60 тулгаков, из них 20 человек находились в Башлы, остальные тридцать «назначались поочередно с каждого магала деревни» – имеется в виду вся округа, управляемая Башлами. В Утамыше – 40, в Кубачах – 24, в Уркарахе – 60 . Оплачиваемая должность исполнителей предоставлялась посторонним или представителям других, неравноправных сословий. Впрочем, они наказывались, если оказывали сопротивление исполнителям при исполнении ими. Исполнителям, как и всем властям, был обеспечен иммунитет, но в известных пределах. Например, полицейский мог наносить удары при сопротивлении во время взимания штрафа, но если штрафник получал рану, то она не должна была доходить до кости. Иначе исполнитель тоже наказывался. Они также не были ограждены, как старшины и мангуши от ишкиля. Уздены предпочитали быть избитыми полицейскими, чем исполнять обязанности последних. Исполнители получали вознаграждение от штрафов ими взимаемых, но в твердом порядке, присвоение штрафного имущества как исполнителями, так и старшинами преследовалось: «если старейшины (правители? – авт.) присвоили штрафное имущество, то с каждого, кто присвоил, взыскивается штраф в размере одной овцы», – говорится в своде законов.

Итак, в данной статье отражены самые общие места, характеризирующие основы основ политического устройства горцев в старом Дагестане, с заключением, что гражданская община в XVII – нач. XIX в. была самодостаточной и универсальной формой социальной организации и политического устройства горцев Дагестана. Здесь конспективно дан образ горнодагестанской общины, поразительно совпадающий с социально-политическим и экономическим устройством античного полиса, то есть гражданской общины. Мой оппонент в 1987 г. при защите докторской в МГУ, профессор А. В. Гадло, по этому поводу отметил: «Поражает воображение близость параллелей между горнодагестанской общиной и античным полисом». Сейчас, спустя 20 лет, часть ученых-кавказоведов все чаще признает гражданскую общину универсальной формой общественно-политического строя горцев Дагестана до его присоединения к России.