В октябре 2015 года, после начала «сирийской кампании», Президент России , выступая на саммите СНГ в Казахстане, заявил, что по разным оценкам, на стороне ИГИЛ (организация признана террористической, ее деятельность на территории РФ запрещена) воюют от пяти до семи тысяч выходцев из России и других стран СНГ.
Эксперты по сей день спорят о точных цифрах, но факт остается фактом – тысячи молодых людей из стран бывшего СССР уезжали воевать в Ирак и Сирию. Пик массовых отъездов пришелся на 2013-2014 годы.
Будет честным признать, что в рядах боевиков оказалось больше всех дагестанцев – по некоторым данным, от 3 до 5 тысяч человек. Чуть ли не ежедневно, наряду с новостями об очередных примкнувших к боевикам кавказцах, стали приходить сообщения об их гибели на чужбине. Ехавшие вершить «джихад» россияне знали о предстоящей опасности, но искренне верили в то, что «борьба с невежеством» принесет свои плоды и превратит некогда грешные земли в цветущий халифат. Потому целесообразнее и безопаснее, на их взгляд, было ехать семьями строить будущее к братьям и сестрам по вере.
Однако мечты о халифате постепенно рассеивались. Поначалу казалось, что так будет всегда – солнце над головой, подобные развлечениям учения вести бои, уроки ложного ислама, ночлежки в «отжатых» у асадовских миллионеров коттеджах, изредка прерываемые выстрелами вдалеке словно хлопаньем петард беседы с товарищами… Так называемая позиционная война. Она прекратилась в один прекрасный день и перешла в фазу самой что ни на есть настоящей. Кавказцы считались самым подходящим пушечным мясом среди «иммигрантов джихада» – молодые, импульсивные, смелые, готовые легко расстаться с жизнью за идею и, пожалуй, самые наивные. Они погибали: за чужую землю, за чужие принципы, за чужое обогащение. Оставшиеся в живых не надеялись найти пути назад – на родину, считая, что все мосты сожжены и дома их не ждут; вернее, ждут, но далеко не с распростертыми объятиями.
Кто-то так и остался жить на птичьих правах в этом странном, тщательно формировавшемся годами задолго до его образования псевдорадикальном государстве, сменив имена, образ жизни и статусы. Была у нас в Махачкале на районе продавщица-хохотушка Диана из дворового продуктового магазина. Стала «строго практикующей» салафиткой Фатимой, единственной акушеркой на целый пусть и небольшой поселок близ Ракки. Связь с родными уже не держит. К смерти относится философски; в некогда искрящихся озорством и жизнью глазах, судя по последним фотографиям, безграничная пустота. Иные оседают в Турции, на периферии, ожидая удачного времени, чтобы вернуться домой. Целыми семьями, не зная языка и не в состоянии найти работу, ютятся в крошечных съемных квартирах на деньги, высылаемые родными из Дагестана. Счастье, если кто-то из сердобольных родных не попадет под статью за «спонсирование терроризма». Ведь каждый из эмигрировавших радикалов состоит на учете у спецслужб. А третьим повезло немного больше – тем, кому удалось бежать из ИГ, по поддельным документам покинуть Турцию и обосноваться там, где хотя бы говорят на знакомом русском – в странах бывшего Союза ССР. Чаще – в Украине, Грузии, странах Средней Азии.
Дома их всё же ждали и по сей день ждут родители, для которых жизнь даже самых непутевых детей гораздо дороже их собственной. Как бы священный Коран ни призывал уважать родителей и остерегаться их ослушания, сколько бы проповедей ни было прочитано муллами об их почетном положении в исламе, ничего не действовало. Авторитет родителей угасал на фоне тщательной, организованной, многодневной вербовки. Несмотря ни на что, родители любыми путями стремятся вытащить куда угодно, но подальше от адского пламени чужеземной войны своих сыновей и дочерей. Вы не ослушались – дочерей. На удивление, много женщин вступило в ряды Исламского государства с запрещенной на территории России деятельностью. Нередко именно они являлись движущей силой, настраивающей своих мужей на войну. «Женщинам больше, чем мужчинам, присущи экстремизм и фанатичность», - заявлял неоднократно французский журналист Давид Томсон, автор книги «Возвращенцы: они отправились на джихад и вернулись во Францию». Трудно с ним не согласиться, когда слышишь реальные истории. Главный специалист Управления общественной безопасности администрации Махачкалы Магомед Абдурашидов, непосредственно работающий с носителями экстремистской идеологии и их родственниками, утверждает, что и среди дагестанок достаточно тех, кто готов подставить себя, свою семью и даже малолетних детей во имя идеи. «Вот, одна наша землячка вместе с четырьмя детьми уехала в Сирию, где до этого погиб ее муж. То ли уговоры матери подействовали, то ли сама поняла, но вскоре захотела вернуться. А вернуть ее и детей – сложнейшая задача. Где гарантия того, что человек не поменял идеологию и способен к мирному сосуществованию? Где гарантия того, что ее дети не обучены воевать? Ведь это практика экстремистов – внедрять подготовленных радикалов и совершать их руками теракты», - говорит Абдурашидов.
И правда, что делать с теми, кто хочет вернуться назад из ИГ? Так ли безопасно будет жить с ними в одной стране, городе, на одной улице? В любом случае, на родине им придется отвечать по закону, а то, насколько суров будет закон по отношению к каждому из них, зависит от многих причин. В первую очередь, от того, пересмотрел ли человек свои взгляды или нет.
