Нет, наверное, инстанции, в которую не обратились в поисках справедливости родственники погибших и пострадавших. Не прозвучало извинений, не было объяснений от хозяев банкетного зала. Не дали вразумительного ответа чиновники и правоохранители. Черствость и бездушие царит у нас. Если человек надевает мундир чиновника, его сердце костенеет, и он теряет человеческие чувства – ему становится чуждо понимание, сострадание, желание помочь людям, попавшим в беду. А если человек – обычный гражданин, сводящий концы с концами, бегающий по нескольким работам, чтобы кормить семью, его не услышат ни начальники, ни чиновники.
Родственникам погибших в пожаре на кухне банкетного зала больно вспоминать. Не зарубцевались раны на сердцах, да и не скоро они зарубцуются. Рассказы женщин о своих безвременно ушедших в страшных мучениях дочерях прерываются слезами…
Арслангереева Джамсият
– Я Арслангереева Гурият Мамаевна. Моя дочь Арслангереева Джамсият Арсланалиевна, 15-летняя девочка, вместе со своей одноклассницей Далгатовой Сабиной решили немного подзаработать во время летних каникул и пошли помочь ее маме, которая работала на свадьбах. Дочка моя очень любила свадьбы, ей было очень интересно наблюдать свадебные церемонии. В тот день она попросила меня отпустить ее с подружкой. Я знаю Сабину, она часто у нас бывала, поэтому спокойно отпустила в этот день с утра. Часам к 12 они поехали в банкетный зал «Лайли». Она ко мне позвонила и спросила, на какой маршрутке надо ехать туда.
Гурият еще не может говорить о дочери в прошедшем времени, возникает ощущение, что девочка где-то рядом и слышит нас.
– Я сама работаю, я портниха, моя девочка помогает мне, учится работать. В половине четвертого позвонила Заира, ее мама: «Произошел взрыв, я наших девочек найти не могу». Я вначале не поняла, как это, взрыв, в голове не укладывалось, какой взрыв, почему взрыв. Потом перезвонила, а Заира трубку не подняла. Чуть позже она позвонила мне и сказала, что детей нашли, и они едут в больницу в Редукторном поселке. Я быстро вызвала брата, родных, думали в зал пойти, но поехали в Редукторный. Я увидела своего ребенка, Сабину уже увезли на скорой. А мою сразу увидела, она лежала на каталке, была почти мертвая…
На 9-й день она умерла… У нее было 100% ожогов поверхности кожи, внутренние ожоги, она лежала в ожоговом центре. До сих пор, если говорят о больнице, вспоминается состояние девочек – видишь, как твой ребенок полностью обожжен, нет на лице кожи, нет кожи вообще у твоего ребенка, каждую клеточку которого ты лелеяла, из-за каждого прыщика нервничала…
Хозяйка банкетного зала и просьбы о помощи от государства
– Девять дней мы были в больнице, – продолжает рассказ Гурият, – однако ни хозяйка банкетного зала, ни ее родственники не приходили. Там много людей было, все спрашивали, кто у кого лежит, кто как себя чувствует. Как оказалось, хозяйка банкетного зала мимо нас много раз проходила, но мы не знали, что это она, она ни разу к нам не подошла. Она не сказала: «Это я, хозяйка банкетного зала. Извините, это не по моей вине случилось». Мы прекрасно понимаем, что несчастье произошло не по ее вине, что она не взрывала, что это не специально было сделано, не теракт. Но какое-то женское должно быть в ней, она тоже мать, могла подойти, посочувствовать, сказать какие-то слова: «Что мне сделать? Извините, получилось такое несчастье. Как вам помочь»? Попытаться что-то сказать. Никакое… Ноль… Вот эта пустота, человечного ничего не осталось в этой женщине. Или так деньги большие охладили ее…
Администраторша Сакинат – их родственница. Может быть, хозяйка ходила ее проведать. Потом ее отвезли в Москву с другими женщинами, а мою дочку и других сильно пострадавших оставили – они были на искусственной вентиляции легких. Врач, который приехал из Москвы, сказал: «От изменения давления в самолете они могут умереть». А Сакинат и других забрали в Москву. Это не помогло, все умерли, только Аида выжила.
Сколько раз нам обещали, что МЧС окажет какую-то помощь. И в МЧС мы пишем, и в администрацию президента России написали – нам говорят, что этим должно заниматься местное правительство, местная власть должна. А местная власть отвечает: в резерве денег нет. Нам говорят так постоянно. Мы – люди, у которых нет денег, мы –простые безденежные люди, и на нас внимания не надо обращать, умерли люди, они для власти как муравьи, – раздавили и все. В МЧС просто словами сказали: «Примите наши соболезнования». Глава города Муса Мусаев обещал помочь, но обещанное осталось на словах. На наше обращение к Президенту РФ повторно ответили, что в конце года в резерве денег не было и в новом, 2017-м, году этот вопрос опять поднимется.
Полгода прошло после этой трагедии. Что мы должны делать, чтобы на нас обратили внимание?
Следствие о пожаре в банкетном зале «Лайли»
– Следствие уперлось в то, что мы должны доказать, что баллон, который взорвался 1 августа, занесла в банкетный зал хозяйка Динара Мамаева. Нам, оказывается, надо свидетелей искать – не следователи, а потерпевшие должны это доказывать. Я не утверждаю, что гражданка Мамаева сама внесла на кухню на плечах этот баллон. А все их люди утверждают, что занесла баллон на кухню Сакинат…
Наши дети случайно там оказались… Кто успел бы убежать из этого подвала? Там неудобные лесенки, по которым тяжело подниматься и спускаться. Я там была после взрыва, нас следователь повел в это здание.
Они не хотят проводить экспертизу здания – можно ли вообще в нем открывать банкетный зал. Вы видели, что кухня находится в подвальном помещении с низкими потолками, где нет окон, чтобы проветривать ее, стоит всего одна вытяжка. Следователи заявляют, что взрыв произошел от газового баллона, и хотят выяснить, кто его занес в здание. Почему не говорят о том, соблюдались ли все правила техники безопасности, соответствовал ли банкетный зал требованиям?
Следствие будто затягивает все искусственно. Следователь Расул Бамматов – я ему звоню сказать, что мне нужны копии экспертизы здания, уже трубку не берет. По статье 42 УПК РФ я, как потерпевшая, имею право потребовать копии всех документов дела. Он думает, мы неграмотные, не можем нанимать адвоката, и он будет этим пользоваться. И нам приходится учить Кодекс наизусть, чтобы следователи нас не обманули. Он как-то по телефону мне сказал, зря я это не записала: «А меня устраивает эта экспертиза!». Как это понять? Интересно, устраивало бы их такое, если бы их жена, мама, сестра, ребенок были на месте наших мам, сестер, детей? Они и в резерве нашли бы деньги на компенсацию, если бы пострадали не простые люди.
Аида Далгатова
О своей погибшей дочери рассказывает Заира Далгатова, которая вернулась из Москвы после лечения:
– До сих пор мы лечимся, находимся на антидепрессантах, я к психологу хожу. Аида – моя единственная дочь, которой тогда только исполнилось 15 лет. Пусть будет проклят этот день, 1 августа, хозяева этого зала пусть будут прокляты, пусть они испытают все то, что испытала я. Никто не подошел, не извинился, никто не оказал помощь. Я стала как растение, потеряла все в жизни, все мечты, все надежды.
В тот день я работала. Я 12 лет работаю организатором на свадьбах. 12 человек работало. Работали мои девочки и 5 поваров. Одна повар – красавица, кандидат наук, 40 лет, трое детей остались – она в Москве умерла.
Девочки решили чуть-чуть на каникулах подработать и научиться салаты резать, готовить. Девочкам это никогда не мешает. В тот день они пришли ко мне. В половине третьего я пошла в раздевалку, и в течение 10 минут, пока меня не было, это случилось. Дети увидели, что происходит что-то непонятное, что в помещение поступает откуда-то газ. Они просто стояли и смотрели, растерявшись. Недалеко от них стояли три повара, которые поняли, что газ выходит. Они убежали, но не сказали девочкам, что там газ, что он может взорваться. Девочки застыли и смотрели на выходящий, будто туман, газ. Джабраилова Аида, моего племянника жена, кричала: «Сабина, Сабина!», а они будто не слышали, будто зачарованные были.
А тут раздался взрыв, и их отбросило. Аиду тоже отбросило, она упала, и весь пожар прошел над ее головой, а девочки горели заживо. Они не знали где выход, куда им идти. Пластиковая дверь раздевалки оплавилась, мы впятером были в раздевалке. Начали толкать дверь, еле ее выбили. Выбежали на улицу, там лежали без сознания пострадавшие, обожженные, порезанные. Сколько там было осколков…
Мы вытащили одну женщину, вынесли на улицу. Мы думали, что девочки давно убежали. Я ищу девочек, потом только очухалась, что они там внутри горят, я звала, кричала, чтобы они нашли дорогу, чтобы хотя бы на зов вышли. Днем и ночью это перед глазами, не могу этого забыть…
– Мне очень обидно, что хозяева этого зала даже не извинились, никакого внимания нам не оказали, нас за людей не посчитали. Я знаю, кто хозяин зала – Сиражутдин Ильясов бывший руководитель Центробанка Дагестана, он подарил зал своей дочке Динаре.
Арендатор или администратор?
Заира продолжает свой рассказ:
– В этом зале мы были в третий раз. Он с самого начала мне не нравился, там низкий потолок, и всегда был запах газа. Какая-то слабость была у всех в тот день, ноги ватные… Сакинат, администратор, пришла на работу и сказала: «Мне надоел этот запах газа. Сколько я говорю хозяевам зала, они никаких мер не предпринимают». Она была администратором, а не арендатором, я стопроцентно это знаю. Когда Сакинат умерла, задним числом хозяева сделали документы, что она арендатор зала, и все свалили на нее. Она моя подруга, и никогда Сакинат не говорила, что зал арендует.
В зале работало 15–20 родственников Ильясова – дворники, уборщицы, посудомойки. Все они говорят, что Сакинат была арендатором, а Динара не заходила в этот зал 5 лет. И якобы Сакинат занесла на кухню этот баллон – вот и все их показания, на основе которых Следственный комитет делает выводы. Я единственная, кто утверждает, что она наемный работник.
Хозяева зала «Лайли» помогли материально только своим родственникам. Слух пустили, что они дали по миллиону нам, но это только слух.
Последователи Гиппократа
В тот день никому не была оказана правильно первая помощь. Никто в ожоговом центре девочкам не помогал. Ни капельницы, никакой медицинской помощи. «Они все равно умрут», – сказали врачи, не думая, что это чьи-то дети, что нужно в любом случае помогать пострадавшим.
Атикат Султанбекова, беременная женщина, в госпитале была на ногах, выходила к посетителям, разговаривала. Никто из врачей не остановил ее. У Атикат осталась больная старшая дочь, которую она планировала отвезти в Москву на заработанные деньги, чтобы найти правильное лечение.
Шалбузова Серминаз Магарамовна и ее дочь Шалбузова Айша Мавлудиновна, которые работали в доме ребенка воспитательницами, пошли подработать в зал «Лайли». Муж Серминаз и отец Айши Мавлудин не знал, что дочку мама взяла с собой. Он узнал о беде по московским новостям. «Адская машина погубила мою семью из-за жадности и халатности, – рассказывает Мавлудин. – Я по инвалидности 16 лет дома, она все 16 лет за мной ухаживала. У дочки осталось двое детей. У них у обеих было по 95% ожогов тела. Когда я подошел к врачам, они сказали: «Вы не понимаете, это груз 200, мы их не беремся лечить. Вам что, врач московский не сказал?» Жена еще могла разговаривать, она просила: «Дочку отвезите в Москву»...
Да, чтобы выжить при ожогах свыше 70% поверхности тела, надо иметь средства и возможности Сулеймана Керимова, которых нет ни у кого из дагестанцев. Да, в этих случаях медицина бессильна. Но врачи, дававшие когда-то клятву Гиппократа, обязаны пытаться лечить пострадавших, ставить им капельницы, использовать лекарства, облегчать их боль. Но врачи отнеслись к пострадавшим не как к живым людям…
Когда люди, имеющие власть, влияние, деньги, услышат боль пострадавших? Когда хозяева банкетного зала «Лайли» найдут в себе мужество извиниться перед памятью погибших в огне? Когда в правительстве кто-нибудь задумается о помощи семьям погибших и пострадавших? Когда будет доведено до конца уголовное дело и нам объявят виновников происшествия? Ответов нет. Есть только вопросы…
