Профессор Л. И. Жирков в 1925 г. по результатам экспедиций по горному Дагестану сделал заключение о роли болмаца в ходе культурного развития Дагестана, о том, что он был, прежде всего, литературным языком: «Аварский язык – главный язык всей области, «международный» язык всех западных дагестанских племен. В аулах Андийского округа, например в Ботлихе, где имеются свои местные языки, начиная с пяти-семи лет всякий мальчик и всякая девочка выучивается в совершенстве, кроме родного, непременно и аварскому языку, так что вы не найдете ни одного взрослого человека, который не знал бы по-аварски. И вот мы видим, что во всем этом районе поются песни, кроме, может быть, колыбельных, исключительно на аварском языке. В отдаленном, лежащем на самой границе с Грузией Дидо есть, правда, песенки особой формы, сочиненные на родном языке, да изредка среди андийцев попадаются импровизаторы, способные сочинять стихи и на аварском, и на родном языке. Назвав эти факты, мы перечислили, вероятно, все исключения. Вся же масса племен поет только по-аварски. Если какая-нибудь женщина не умеет по-аварски говорить, она, конечно, знает аварскую песню и умеет по-аварски петь. Такое положение существовало в прошлом, существует на нынешний день, и нет никаких указаний на то, чтобы и будущая аварская песня не сумела послужить ответом на духовные запросы не одних аварцев, но и всех андийских племен. В этом отношении положение аварской литературы замечательно. Здесь мы имеем интересный пример случая, когда круг влияния литературы на языке шире, чем языковая территория, и при этом влияние это вне своей языковой территории совершается не через посредство иноязычных литератур, переводов или подражаний, а прямо и непосредственно. С этим положением можно сравнить роль литературы на языках, когда-либо бывших международными (в ином, более широком, масштабе), например, на латинском или французском» [Жирков Л. И. Старая и новая аварская песня // Дагестанский сборник. Махач-Кала, 1927. Т. III. С. 123–124].
О роли песенного фольклора в единении культурного пространства аварцев писал и А. А. Ахлаков: «У малых этнографических групп или, как их называют условно, у народностей бесписьменных языков (андийцев, дидойцев, рутулов, цахур и др.) не развивалось сколько-нибудь заметное собственно эпическое творчество ни на одном из этих языков. Для удовлетворения своих художественно-эстетических запросов эти этнические группы пользовались произведениями более крупных народностей, с которыми имели тенденцию к сближению или консолидации. Например, андийцы пели общеаварские героические песни и практически не сложили произведений на своем языке, а если таковые создавались изредка, то они не выходили за узколокальные границы» [Ахлаков А. А. Исторические песни народов Дагестана и Северного Кавказа. Л., 1981. С. 16]. Здесь стоит упомянуть, что те же андийцы создали ряд поэтических произведений, героических песен и т. д. на аварском языке, так что «общеаварские героические песни» являлись и собственно андийским культурным достоянием, поскольку создавалось оно с их активным участием.
Вопреки утверждениям некоторых авторов, в Южном Дагестане лезгинский язык не выполнял этой роли даже в середине ХХ в. и в почти чисто лезгинском Ахтынском районе. Согласно Л. И. Лаврову, в рутульском селении Хнов этого района, жители которого были записаны лезгинами, даже в 1952 г. намного лучше владели азербайджанским, нежели лезгинским языком (90% против 30%, а русским владели 20%). Этнограф пишет: «В паспортах у хновцев хотя и записано, что они лезгины, однако при встрече с настоящими лезгинами они разговаривают, как правило, на азербайджанском языке. Хнов относится к Ахтынском району, населенному почти сплошь лезгинами, поэтому нередко на собраниях в Хнове выступают лезгины из районного центра. В этих случаях их речи переводятся на рутульский язык. Районную газету, издающуюся в Ахтах, могут в Хнове читать лишь немногие» [Лавров Л. И. Этнография Кавказа. Ленинград, 1982. С. 140–141]. Если же говорить о языковой ситуации в соседнем Рутульском районе, то там очень сильны были позиции азербайджанского языка. Так, например, работа Самурского окружного съезда советов в сентябре 1927 г. по настоятельным требованиям делегатов от Лучекского участка (рутульцы и цахуры) была построена таким образом, что основным языком, на который переводились даже выступления из других селений, стал тюркский (азербайджанский) язык [Мусаев Г. Рутулы. Махачкала, 1997. С. 45; «Красный Дагестан». Махачкала, 1927. №217 (1635)].
В то же время влияние аварской языковой культуры в бассейне реки Анди-ор было повсеместным. Как пишет известный этнограф М. Агларов, андийцы не только широко использовали авароязычную «поэтическую и устную литературу», но одновременно и создавали ее, будучи не только объектами культурного влияния болмаца, но и субъектами его расширения [Агларов М. А. Андийцы: Историко-этнографическое исследование. Махачкала, 2002. С. 247]. К примеру, по свидетельству автора XIX в., Абдурахмана Газикумухского, жители чеченского региона Чеберлой знали аварский язык, поскольку общались с андийцами [Абдурахман из Газикумуха. Книга воспоминаний саййида Абдурахмана, сына устада шейха тариката Джамалуддина ал-Хусайни о делах жителей Дагестана и Чечни. Махачкала , 1997. С. 116].
М. Агларов сравнивает эту ситуацию с южнодагестанской: «Почему андийцы при наличии у них письменной традиции на своем языке развивали ее менее активно, чем на аварском? Ответ может быть только один: андийцы были включены в авароязычную художественную культуру, на каком-то этапе она частью подменила местную традицию, не уничтожив ее. В культурологическом отношении было бы интересно сопоставить эту ситуацию с южнодагестанской традицией, которая не только испытывала влияние, но и частью подменялась азербайджанской. Похожую роль играла аварская письменная литературная традиция, но более успешно, будучи близкородственной, чем южнодагестанская азербайджанская культура. Сама по себе андоязычная фольклорно-литературная традиция по сравнению с авароязычной является элементом дополнения, а не ущерба, так как ни одно значительное авароязычное литературное произведение, а тем более выдающиеся фольклорные, как «Хочбар», «Камалил Башир», не оставались незамеченными андийцами, которые воспринимали и относились к ним как к родному и близкому им культурному явлению. Особенно же популярной авароязычная литература стала в советское время в связи с включением ее в учебный курс и в хрестоматии не только аварской, но и дагестанской классики вообще. Андийцы продолжают писать на русском, аварском и очень редко на своем языке» [Агларов М. А. Андийцы: Историко-этнографическое исследование. Махачкала, 2002. С. 247]. Будучи сам уроженцем региона Анди, М. Агларов очень четко поясняет, что авароязычная традиция не уничтожала андоязычный местный фольклор, а только поддерживала его, развиваясь вместе и взаимодополняя друг друга, будучи не просто близкородственными языковыми полями, а частями единого целого культурного поля. В отличие от азербайджанской культуры и языка, распространение аварской традиции не привело к исчезновению местных языков или фольклора. К примеру, в 9 татских (мусульмане-сунниты) селениях Дербентского района, которые были записаны азербайджанцами, сейчас мало кто уже разговаривает на своем родном языке. Андийцы же в своих селениях и сейчас сохраняют все элементы традиционной культуры, что говорит об отсутствии сколь-нибудь отрицательного воздействия авароязычной культуры на местные, локальные традиции. Это и понятно – фактически это сильно отделившиеся друг от друга диалекты, ныне обособившиеся до статуса отдельных языков, но одновременно сохранившие свое наддиалектное, надъязыковое единство.
Об этом же писал известный этнограф Е. М. Шиллинг в 1940-х гг.: «Ботлихцы имеют фольклор в меньшей степени на своем языке, в большей степени на аварском. Можно сказать вместе с тем, что богатейший фольклор аварцев в основном является и их фольклором. Это особенно относится к песенному творчеству. Большой интерес ботлихцы проявляют к современной аварской литературе» [Шиллинг Е. М. Малые народы Дагестана. М., 1993. С. 95]. Он же пишет, что «в фольклоре годоберинцев отсутствует песенный жанр, песни поются на аварском языке» [Там же. С. 146].
Как пишет этнограф М. К. Мусаева на основе изучения культуры аварцев, живущих в Хваршинском ущелье: «В устно-поэтическом творчестве хваршин большое место занимали произведения малого жанра – лирические песни. Песни эти использовались обычно на аварском языке, с некоторыми отступлениями от литературного» – а далее даются некоторые образцы местного авароязычного фольклора [Мусаева М. К. Хваршины. ХIХ – начало ХХ в. Махачкала, 1995. С. 168], который своей языковой нормой даже ближе к литературной форме, нежели творчество жителей других аварских регионов, к примеру, Андалала, Тленсеруха или Караха. Такое же распространение аварский фольклор и устная традиция имели среди жителей аварского микрорегиона Гунзиб (ныне в Бежтинском участке). Как пишет М. Ш. Ризаханова, «среди гунзибцев широко распространены общеаварские песни», а также существует местный фольклор на аварском языке [Ризаханова М. Ш. Гунзибцы. ХIХ – начало ХХ в. Историко-этнографическое исследование. Махачкала, 2001. С. 155].
БолмацI как основа единства аварского народа
Исследования 1940-х гг. свидетельствуют, что «современные люди среднего поколения склонны… считать себя теми же аварцами, но лишь имеющими «свой отдельный аульный язык» – факт, характерный и для большинства других народов андо-дидойской группы с их «аварской», в широком смысле этого слова, культурой» [Шиллинг Е. М. Малые народы Дагестана. М., 1993. С. 203]. Г. А. Сергеева пишет, что «аварский язык в качестве второго языка, языка-посредника, получил распространение в Северо-Западном Дагестане, в районах расселения аваро-андо-цезов, сохранивших и свои местные языки, диалекты, говоры» [Сергеева Г. А. Межэтнические связи народов Дагестана во второй половине XIX – XX вв. (этноязыковые аспекты) // Кавказский этнографический сборник. М., 1989. Вып. IX. С. 92].
Е. М. Шиллинг, изучавший этническое и языковое многообразие западной части Дагестана, писал в 1946 г.: «Речевые перегородки между аулами... издавна преодолеваются знанием аварского – языка общих сношений, ныне совершенно органически – языка письменности, литературы и школьного преподавания» [Шиллинг Е. М. Дагестанская экспедиция 1946 г. // КСИЭ. 1948.IV. С. 32]. В 1950-е годы то же самое отмечала З. А. Никольская. Она свидетельствовала, что аварский язык «сделался вторым родным языком для всей данной группы» [Никольская З. А. Аварцы // Народы Дагестана. М., 1955. С. 66]. Полевые исследования у арчинцев в 1960 г. подтвердили широкое распространение у них аварского языка. На этом языке велось делопроизводство, на нем проводили различные культурно-массовые мероприятия, его употребляли в официальной и разговорной речи. Литературный аварский язык являлся также языком начальной школы (потом его изучали как предмет), которая наряду с печатью, радио и литературой сыграла важную роль в распространении его среди арчинцев. Аварский язык, согласно анкетным данным, в 1960 г. знали 88% арчинцев. Наибольшее знание аварского языка обнаруживалось в возрастной группе от 30 до 40 лет (98,6%), т. е. у лиц, прошедших на этом языке школьное обучение. В 1980-е годы знание аварского языка у арчинцев, андийских и цезских языковых групп по-прежнему сохраняется. На нем представители этих групп общаются между собой, а также с аварцами. Этот язык как отдельный предмет изучают в школе [Сергеева Г. А. Межэтнические связи народов Дагестана во второй половине XIX – XX вв. (этноязыковые аспекты) // Кавказский этнографический сборник. М., 1989. Вып. IX. С. 122–123].
На взгляд лингвистов, «аваро-андийское этноязыковое единство настолько крепкое, что представители андийских языков, имея самостоятельные языки, всегда ощущали свою кровную близость с аварцами. Андо-цезские народности близкородственны не только в языковом, но и в историко-культурном, этнопсихологическом отношениях к аварцам, а в политическом плане всегда входили в состав аварских государственных образований. Языком межплеменного общения у них всегда был аварский, что является фактором, стимулирующим консолидационный процесс данной группы этносов и языков. Тот факт, что почти 100 процентов опрошенных представителей андо-цезских народностей назвались аварцами, не оставляет места для сомнений в достаточной прочности общностного этноязыкового сознания у населения этой группы. За пределами Дагестана андо-цезы называют себя только аварцами. Поэтому вполне резонно, что и андийцы и цезы официально и неофициально относят себя к аварцам и называют себя аварцами. Употребление аварского языка андо-цезскими народностями в качестве языка межплеменного и межэтнического общения – по существу в ранге «своего языка» – факт общеизвестный. Жители близлежащих аварских населенных пунктов на бытовом уровне называют факт наличия самостоятельных языков у андийцев, ботлихцев и др. «недоразумением», не находя у них никаких других особых отличий от себя, кроме языка» [Магомедов М. А. Проблемы функционирования малочисленных языков Дагестана // Материалы II Международного конгресса кавказоведов. Тбилиси, 2010. С. 443–444].
Некоторые «исследователи» пытаются обособить от аварского культурного пространства арчибский язык. Однако лучшим ответом на их потуги являются выводы академика Г. Г. Гамзатова по этому вопросу: «В силу определенных лингвистических схождений, обнаруженных учеными-кавказоведами, данный бесписьменный язык в свое время был истолкован как язык, близкий к лезгинской группе, и соответственно отнесен к этой группе. В последующем в процессе развития этноязыковой жизни Дагестана положение арчинского языка претерпело существенные изменения. В процессе длительного пребывания в административных пределах авароязычного региона и постоянного социально-культурного общения с аварским населением язык арчинцев обрел значительный элемент наслоения аварского языка, особенно в лексическом и социолингвистическом плане. Ныне, в условиях, когда почти все народности лезгинской группы, представленные на территории Дагестана, стали письменными, арчинский “собрат” этих языков оказался в стороне, стоя как бы особняком и практически не имея с ними значимых связей ни на этническом, ни на лингвистическом уровнях.
Напротив, находясь в продолжительном и тесном аварском социально-культурном окружении, арчинцы всецело приобщились к аварцам, владеют и пользуются аварским языком, считают себя аварцами (“маарулал”). Да и аварцы считают их не иначе как своими исконными братьями. В сложившихся условиях возни¬кает идея включения бесписьменного арчинского языка в этнолингвистическую систему аваро-андо-цезской группы. При этом, безусловно, мы руководствуемся реалиями, действительностью, соображениями, прежде всего, практической целесообразности и отсутствием сколько-нибудь убедительных и веских оснований научного или социального плана для возражения против такого переключения. Мы полагаем, что вопрос этот не надуманный, а подсказанный самой жизнью и назревший для рассмотрения на соответствующем государственном уровне, в плане дальнейшего совершенствования этноязыковой политики в республике» [Приводится по: Атаев Б. М. Миноритарные языки Дагестана: состояние и перспективы. Махачкала, 2012. С. 73–74].
